РАССТРЕЛ У ДУБА ВЕКОВОГО
Было уже поздновато. Солнце давненько светило в окошко. Поднявшись с постели, я понял, что в доме остался один. Рядышком нет даже Ванечки. Обычно он просыпался позднее всех.
Закрыв глаза, я начал что-то вспоминать. Да-да, мама вроде бы говорила, что все еще до восхода солнца поедут на луг за сеном. Ну а я не хотел так рано вставать. Вот и остался. Одно утешало: через часа два-три они вернутся домой.
Несколько минут ходил я по комнатам нашей пятистенки. Заглянул в стол. Попил молочка. И опять лег в еще не остывшую постельку и начал думать о маме и папе, братьях своих. Родители сейчас сгребают сено и сразу же укладывают на воз. Миша, конечно, помогает им.
А Ваня сидит на мягком верблюжьем одеяле, расстеленном на недавнем покосе, чтобы босые ножки не поколол.
Вдруг я услышал грубые мужские голоса. Вскочил. Подошел к окну и увидел двух немецких солдат, которые стояли у нашего палисадника. Один из них повторил несколько раз неизвестное мне слово «шнель», показывая рукой в сторону векового дуба. Посмотрел туда и я. Там, в тенечке, стояла корова.
И тут же раздался одиночный выстрел. Корова содрогнулась, будто от испуга, и я увидел в середине шеи животного красное пятно (скорее всего от разрывной пули), из которого фонтаном хлынула кровь. Несчастная кормилица чьей-то семьи зашаталась и рухнула наземь.
Это жестокое убийство испугало меня. Хотелось вернуться в постель и закрыться с головой одеялом. Однако детское любопытство взяло верх: что же будет дальше?
Послышался шум мотора автомобиля. Вот он остановился у дуба, росшего метров на пять ниже дороги. Из кузова посыпались, будто кем-то сбрасываемые, солдаты. Их было человек пятнадцать. Вмиг они облепили тело убитой коровы, вцепились за него, приподняли и понесли к грузовику. Я смотрел на них и мне невольно представилось, что это не люди в одинаковой одежде мышиного цвета, а злые муравьи, которые сообща тащат в свое жилище большого рогатого жука.
Меня все больше колотила лихорадка. От страха, разумеется. Ведь эти злые муравьи-солдаты могут запросто зайти и в наш дом. Правда, мама закрыла дверь на замок. Но ведь - лютые убийцы могут сбить его.
Одна мысль сверлила мозг: надо спрятаться. А где? Из дому не выбраться. И я машинально бросился за печку. Там, почти у потолка, закреплены гладкие дубовые палки, концами входящие в стенку сруба и дымоход. На них обычно мама сушила зимой белье. Много раз цеплялся я за них, подтягивался, как на турнике, и прятался от Миши, когда играли в прятки.
Ну и сейчас, когда меня обуял дикий страх, лучшего убежища в жилище нельзя было найти. И я ловко забрался к самому потолку. Втиснув тонкие ноги за одну палку, а руки за другую, почти удобно устроился вверху.
Если кто-то из немцев зайдет и заглянет за печку, не сразу увидит меня. Естественно, если не задерет глаза.
Сколько времени сидел я в своем укрытии, трудно сказать. Час, а может и больше. Слез же лишь после того, как начали задубевать ноги и руки, удерживавшие меня на высоте.
Машина с немцами и их «добычей» давно уехала. Однако страх не покидал меня. Наоборот он усилился. И мне захотелось, во что бы то ни стало выбраться из дому и бежать на луг. Но как? И тут меня осенила дерзкая мысль. В кладовой по полочкам подняться вверх, вылезти, отодвинув головой доску, на чердак и по лестнице спуститься на землю. Спасибо брату Мише. Этот путь выбрал он в прошлом году, чтобы попасть в сени и спасти раненого советского солдата, которого пленил полицейский. Только пробирался он в обратном направлении.
Так я и поступил. По полочкам, как по лесенке, поднялся вверх, отодвинул доску и протиснулся в образовавшуюся щель. На чердаке пахло сеном. Мне повезло и дальше. Дверь, ведущая к высоченной лестнице, не была заперта. Нам никогда не разрешали родители самостоятельно подниматься и спускаться, используя это, пожалуй, самое простое и древнее приспособление для лазания. Оказывается, ничего тут сложного нет. Только крепче надо держаться за параллельные палочки и нащупывать их ногами, опускаясь вниз. Прошли считанные секунды - и я во дворе.
У сарая копошились куры. Их часовой, огромный петух, бдительно наблюдал за моим поведением и даже подал сигнал своим невестам об опасности. Но потом успокоился. Лично я побаивался пернатого гусара. Порой он внезапно, как правило, сзади нападал и на меня, и на Мишу, отгоняя от своей стаи. Бывало и так, что на спине и попе оставались у нас следы от таких свиданий.
А перед глазами опять встала картина расстрела коровы. Она не покидала меня, хотя я и пытался думать о чем-то другом. «Скорее на луг!» - думал я, обходя петуха стороной. Подпрыгнув, зацепился руками за деревянные доски, временно заменявшие подгнивший штакетник, подтянулся и сиганул в огород.